Сто тысяч франков в награду - Жюль Лермина

Мы уже упоминали о том, что доктор Бонантейль, путешествуя, познакомился с действием растительных ядов, в частности, из коры дерева манкон. Африканские негры часто прибегали к этому средству, чтобы избавить себя от боли и страданий во время мучительных пыток. У доктора сохранились частички этого вещества, которое он пока не торопился изучать, потому как полагал, что оно неизвестно в Европе. Однако теперь он не сомневался в том, что никакой другой яд не мог оказать подобного действия. Доктор заперся у себя в кабинете и открыл всегда находившийся под замком шкаф с ядовитыми веществами. В отдельной коробке лежали кусочки черной коры манкона. Господин Бонантейль положил один из них на стол и стал рассматривать под микроскопом. Исследование очень заинтересовало ученого. Что же он откроет? Перед чем-то неизвестным даже самые смелые первопроходцы испытывают страх.

Вдруг в дверь постучали. Слуга пришел доложить, что доктора ждут в приемной. Второпях господин Бонантейль опустил коробочку с ядом в карман. В приемной его ждал Сильвен. Доктор еще накануне получил письмо, извещавшее его о визите молодого человека. Бонантейль хотел узнать у Сильвена, что стало причиной болезни, поразившей Аврилетту. Сильвен, предварительно сообщив господину Бонантейлю о том, что он прибыл к нему по рекомендации от фельдшера из Рамбуйе, начал свой рассказ. Молодой человек поведал доктору о своем фантастическом приключении в подземелье, которое не раз вызывало улыбку у других слушателей. Еще вчера медик, быть может, отнесся бы к этому повествованию скептически, но невероятное происшествие прошлой ночи, где он играл одну из главных ролей, сделало его снисходительнее. К тому же Сильвен был спокоен и уверен в себе. Это внушало доверие.

— Уверяю вас, — проговорил молодой человек, заканчивая рассказ, — во всем этом нет ни грамма вымысла…

— Я верю вам, — ответил доктор, — но позвольте мне задать вам один вопрос. Девушка в припадке сумасшествия говорила, что ее похитили и спрятали в каком-то доме?

— Точно так. И, скорее всего, именно там ее и отравили.

— Отравили? — переспросил господин Бонантейль.

Мнение, высказанное Сильвеном, как нельзя лучше согласовывалось с собственными наблюдениями доктора.

— А она не называла лиц, совершивших это преступление?

— Пока ни одного.

— Постарайтесь не удивляться моему вопросу и скажите, не встречали ли вы когда-нибудь в Клер-Фонтене или в Рамбуйе иностранцев — уроженцев Африки или Азии?

— Нет, никогда.

Все это время доктор вертел в руках последний номер газеты, который он взял со стола в приемной, и изредка кидал на него рассеянные взгляды. Вдруг он удивленно вскрикнул и бросился к окну. Опустив руку в карман, он вытащил из него очки, поспешно надел их и прочел вслух:

— Нана Солейль пропала! Похищена! Неужели это… Странно!.. Очень странно!

Удивление доктора Бонантейля было очень велико, когда он увидел это объявление в иллюстрированной газете. Господин Вильбруа приказал описать приметы пропавшей и напечатать ее портрет. И это был портрет женщины, которую доктор видел прошлой ночью в таинственном доме! Паком, до этой минуты спокойно лежавший у двери, вдруг подбежал к доктору. Собака тряслась всем телом и подпрыгивала.

— Ваша собака взбесилась! — воскликнул доктор.

— Как? Мой верный друг Паком? Взбесился? — Сильвен не верил своим ушам. — Боже, сохрани меня от нового несчастья!

Паком лег на пол, потом снова вскочил. Он тряс головой, словно желая избавиться от того, что жгло ему горло.

— Мою собаку отравили! — вскрикнул Сильвен.

— Отравили? — повторил доктор.

Сильвен бросился к собаке.

— Оставьте ее, я все понял! — вдруг сказал Бонантейль.

— Что? Что вы поняли?

— Вот, смотрите…

Доктор наклонился и поднял с пола кусочек бумаги. Рядом с ней лежали частицы черной коры манкона: господин Бонантейль случайно рассыпал их, когда доставал из кармана очки. Сильвен испуганно посмотрел на доктора.

— Это яд? Паком погиб!

— Может быть, его еще удастся спасти…

Собака стала спокойнее и стояла на месте, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Потом ее лапы подкосились, и она растянулась на ковре. Доктор Бонантейль поднял веки у животного и прокричал:

— Я не ошибся! Больше никаких сомнений!

— Доктор, — спросил Сильвен, — он будет жить?

— Думаю, что да. Но, как бы то ни было, этот факт должен положительно сказаться на нашей больной.

— Что вы имеете в виду?

— Пока не расспрашивайте меня ни о чем, идите к Аврилетте и запаситесь мужеством. Я обещаю вам сделать все возможное для той, которую вы поручили моим заботам.

— Я верю вам, доктор.

Сильвен, склонившись над Пакомом, по-прежнему лежавшим на полу без движения, хотел унести его собой.

— Не трогайте собаку, — остановил его доктор. — Она теперь принадлежит мне… по праву науки, — прибавил он с улыбкой. — Я надеюсь, что ее жизни ничто не угрожает. Идите, не бойтесь.

Сильвен вышел и в сопровождении одного из фельдшеров направился к комнате Аврилетты. Оставшись один, доктор позвонил слуге.

— Отнесите собаку в кабинет, — распорядился он, когда тот явился, — и скажите моему помощнику, что я жду его там.

Господин Бонантейль еще на несколько минут задержался в приемной и, снова взяв в руки иллюстрированную газету, проговорил:

— Нана Солейль! Никаких сомнений, это ее портрет! Подобное сходство — большая редкость, если не сказать, что вообще невозможно… Итак, молодая женщина, которую я видел в таинственном доме, была похищена, эта же пропала… Странное совпадение! К несчастью, я не могу определить, когда именно женщина впала в летаргию из-за отравления ядом, который уже лишил рассудка Аврилетту… Что мне делать?

Доктор понятия не имел, где находился тот дом, в который его возили с завязанными глазами. Да если бы он и знал, что бы это изменило? Разве он не дал слово человеку в маске? Разве он не пообещал никому не говорить о том, что видел и слышал в том таинственном доме? Но что, если это преступление? Незнакомец, по-видимому, сам ничего не знал об отравлении, жертвой которого стала молодая женщина.

— Кто эта Нана Солейль? — продолжал размышлять доктор. — Вероятно, куртизанка, одна из тех женщин, которые глумятся над честью семейств и страстной любовью своих несчастных жертв… Однако странное дело: когда я смотрел в ее лицо, то не видел в нем ничего, кроме отражения чистой, невинной души.

Доктор Бонантейль стал внимательно разглядывать портрет Наны Солейль.

— Да, — проговорил он наконец, — на этом лице запечатлено выражение жестокости и цинизма. Его никак нельзя спутать с тем, спокойным и кротким. Сомнение мучит меня… Во что бы то ни стало я должен раскрыть эту зловещую тайну. Надо встретиться с господином Вильбруа, этим сумасшедшим, готовым отдать целое состояние тому, кто вернет ему, возможно, вовсе не достойный его предмет любви.

В эту минуту в приемной появился слуга и доложил, что помощник ожидает доктора в кабинете. Бонантейль положил газету в карман и вышел. Когда доктор увидел, что его помощник приготовил все инструменты, необходимые для вскрытия, он закричал:

— Что вы! Уберите все это немедленно!

— Как так? — удивился тот. — Мы не будем ее вскрывать?

— Нет! — воскликнул Бонантейль. — Собака отравлена, и я взялся ее спасти.

Помощник доктора ухмыльнулся, но затем сообразил, что у доктора должны быть свои причины так поступать, и внимательно выслушал Бонантейля, разъяснившего все обстоятельства дела.

XXIII

В восемь часов вечера того же дня небо покрылось темными тучами, и пошел крупный холодный дождь. Редкие прохожие поднимали воротники и, ежась от холода, ускоряли шаг. Время от времени по улице Ренн проезжала повозка с какой-нибудь кладью. Извозчик немилосердно хлестал лошадь, которая от этого нисколько не ускорялась. Вы, разумеется, скажете, что в такую погоду несладко приходится торговцам-разносчикам. Тем не менее одна странная личность, расхаживавшая по тротуару от улицы Таранн до первых домов улицы Ренн, с вами не согласилась бы.

Эта странная личность, казавшаяся на первый взгляд представительницей слабого пола, была страшно худощава, а два метра роста только усиливали это впечатление. В лотке, висевшем у нее на шее, лежали фрукты: яблоки, груши, апельсины, но все они были черные и гнилые. Торговка, по-видимому, не очень-то переживала о своем товаре. Она ходила взад-вперед по тротуару, присаживалась на него и предлагала прохожим купить фрукты. Заметим еще одну странность: если бы кто-нибудь подошел к нашей торговке поближе, то непременно услышал бы такие слова, которые до вступления романиста Эмиля Золя в Академию не вошли бы ни в один лексикон.